Немного северных чудес или рассказ об удивительном мастере, встреченном мною в скандинавских лесах.
Ее маленький домик из выбеленной древесины возник словно из ниоткуда. Но сначала пришлось основательно промочить ботинки, блуждая по болотным мхам. Потом выбраться на спасительные мостки, перекинутые через топкую почву. Много позже, продираясь через колючий кустарник и пытаясь сберечь остатки куртки и спокойствия, выйти в сухой березняк. И, кажется, только на миг отвести глаза в сторону, отвлекшись на пение кулика… И вот, пожалуйста, – три резных окна, маленькая мастерская, пристроенная сбоку, широкий дубовый порог. А на ступенях сидит, конечно, она. В руках привычно держит инструмент, умелыми движениями превращая материал в очередное чудо. Уже узнаваемы выкованные в серебре вересковые кольца, а медные линнея и болотный мирт послушно переплетаются под ее пальцами в звенья подвесок. Не смея потревожить, можно было долго наблюдать за этим волшебством. И почти неразличимо сначала, в тихом позвякивании металла, легком отзвуке ветра в печной трубе, услышать ее историю:
«… Она никогда не заводила будильник. Окна ее комнаты выходили на восток, и первые лучи, пробиваясь сквозь старенькие занавески, нетерпеливо скользили по подушке. Занавески она сшила сама много лет назад из лоскутов шарфов, привезенных мамой со всего света. Ткань пахла… странствиями. Яркие зеленые нити переплетались с нежными розовыми, заворачивались в лимонно-желтые. Свет проходил через ткань и рождал причудливые отсветы на стенах. Мама всегда говорила, что это сплетения душ тех мест, где она побывала. Занавески порядком обтрепались, но Каролина и не думала их менять, с самого утра они рождали настроение и воспоминания.
У мамы были вьющиеся каштановые волосы и улыбчивые карие глаза. Руки были сильными, а ладони всегда в мозолях. Они с отцом были биологами и много путешествовали с экспедициями, изучая редчайшие северные растения и недоступные болотные травы. Они редко бывали дома, но когда родители появлялись.. они дарили ей целый мир. Папин вечно сгоревший и облезлый нос, мамины обветренные щеки, их смех и улыбки, та радость, с которой они доставали из пыльных рюкзаков свои находки. Огромные тяжелые альбомы с бережно засушенными растениями, добытыми нелегким трудом.
Стужеными зимними вечерами они рассказывали ей о каждом из них. Маленькая Каролина сидела у отца на коленях, его колючая борода щекотала макушку, а мама уютно устраивалась у их ног на пушистом ковре, родом откуда-то из Гватемалы. В ее руках оживали историями душистые цветки багульника, яркий северный вереск и причудливые водоросли Белого моря.
С ноября по март они писали отчеты для института, а с наступлением поздней весны снова собирали рюкзаки… Письма, письма со всего света, второпях набросанные маминым неровным почерком. Письма на бумаге разного качества, разных стран, с вложенными засушенными цветами и травами. Каролина нюхала бумагу и чувствовала запах холодных ветров северных морей, жгучего солнца, а иногда и проливных дождей тех мест, откуда писали родители.
… Многими годами позже в руках Каролины получили новое рождение мамины гербарии и истории. Теперь они были выкованы умелой рукой в стали, меди, серебре. Но каждый изгиб холодного металла, каждый причудливый завиток был живым, настоящим.
